ют слишком много внимания на уборку раненых, что оставление последних на поле сражения не только не позорно, но даже почетно, что уход из строя для выноса раненого товарища представляет не подвиг, а нарушение воинского долга и тому подобное.

Наконец было даже отдано категорическое приказание по армии: «Вынос раненых разрешается производить исключительно только упомянутым выше 128 санитарам на полк. Кроме этих санитаров отлучаться из строя под предлогом выноса раненых, безусловно, никому не разрешать под ответственностью начальствующих лиц».

Однако осуществить это приказание на практике в полной мере было мудрено. Всякий разумный начальник прекрасно понимал, что если с одной стороны, вынос тяжело раненых строевыми солдатами уменьшал число бойцов, то с другой стороны — оставление этих раненых на произвол судьбы, противореча чувству взаимной выручки и боевому товариществу, подрывало дух части Представьте себе начальника, мимо которого в разгаре боя проходит солдат, сопровождающей своего легко раненого товарища. Конечно, начальник прогонит его обратно. Но вот четыре строевых солдата несут человека с раздробленными ногами. Неужели у начальника повернется язык приказать, чтобы они его оставили истекать кровью, а сами вернулись к своей части?! Отбрасывая даже всякую гуманность, полезно ли для дела, если начальник создаст себе в среде солдат репутацию бессердечности?!

Очевидно, правильное решение этого вопроса заключается не в отдаче неисполнимых приказов, а в сформировании в достаточном количестве особых нестроевых команд для выноса раненых. Об этом военному министерству следовало подумать еще до войны, и, во всяком случае, оно обязано было принять соответствующие меры при сформировании действующей армии.

Для того, чтобы иметь правильное понятие об истинной боевой численности нашей действующей армии, стоит лишь прочесть следующую выдержку из сообщения начальника штаба армии командирам корпусов в июле 1905 года:

«Из наблюдений над численным составом войсковых частей во время бывших боев командующий армией усмотрел, что из положенного быть в строю числа нижних чинов на деле участвует в бою не более трети состава, а две трети нижних чинов части обыкновенно отсутствуют и в бою непосредственного участия не принимают».

Итак, по авторитетному признанию генерала Куропаткина (который был не только вождем нашей армии на войне, но и организатором ее в мирное время), на полях битв в Маньчжурии дралась лишь одна треть определенного штатом строевого состава!

Таковы плоды нашей военной системы, основанной наложной идее, будто войсковые части должны сами удовлетворять свои хозяйственные потребности и служить, кроме того, неисчерпаемым резервуаром людей для всех тыловых учреждений. При подобных порядках Россия на бумаге располагает многочисленной армией, в действительности же военное могущество ее совсем не так велико.

Впрочем, если боевая сила нашей маньчжурской армии была мала, то взамен мы имели такие многочисленные штабы, каких до тех пор не видел свет.