общественной жизни, в том числе и вследствие постановки в ней «не того» вопроса в качестве «основного вопроса философии» и дефективных формулировок законов диалектики³⁰¹; что реальный бухгалтерский учёт не может быть связан с политэкономией марксизма, вследствие чего на её основе невозможно управление народным хозяйством³⁰²; что в силу этого марксистские философия и политэкономия могут быть только прикрытием мафиозной тирании, способной подавать себя обществу как образец соблюдения формальной демократии, но не могут быть научно-теоретической основой действительных народовластия, строительства социализма и коммунизма как общества праведного общежития свободных людей. И уж совсем неуместны обвинения в «извращении» марксизма И. В. Сталиным, поскольку марксизм сам есть порождение извращенных нравственности, интеллекта и психики в целом.

Соответственно этим свойствам марксизма и свойствам психики самого Л.Д.Бронштейна (Троцкого) и его последователей реально И. В. Сталин раздавил не демократию, до которой общество и партия не вызрели; и не ростки народовластия. Он подавил попытку установления под прикрытием правдоподобной лжи марксизма мафиозной — оглупляющей — тирании при возможном, но вовсе не обязательном соблюдении хозяевами троцкистов формальных процедур демократии в партии и обществе, сумей они сохранить власть своих троцкистов в СССР.

Поэтому объективно СССР в эпоху сталинского большевизма нуждался не в регулярно проводимых съездах ВКП (б) и непрестанных внутрипартийных дискуссиях, взвинчивающих партию и беспартийное общество эмоционально, а в политике преодоления такого рода стадных психологических эффектов, свойственных толпо-“элитаризму” и воспроизводящих его снова и снова³⁰³.

Соответственно 13-летний перерыв в созыве съездов, на который пришлась Великая Отечественная война и период послевоенного восстановления распорядка мирной жизни и хозяйства страны, объективно был полезен для того, чтобы если не всё общество, то хотя бы члены правящей коммунистической партии большевиков успели бы переосмыслить ту нравственность и этику, которые продолжали десятилетиями господствовать в советском обществе и после Великой Октябрьской социалистической революции, и пришли бы на очередной съезд с иным отношением к жизни страны и мира, с иным отношением к руководителям партии и государства, к товарищам по партии и к беспартийным гражданам.

Кроме того, всякое народовластие есть выражение свободы духа людей, составляющих общество, выражение свободы их чувств и осмысленного отношения к жизни. Эти качества приобретаются всякой личностью как в результате воспитания, начиная с младенчества, так и в результате самостоятельного личностного развития на протяжении всей жизни. Поэтому свободу и народовластие невозможно ввести законом или указом и насадить мерами государственного принуждения к свободе и народовластию: свобода и народовластие должны вызреть в самом обществе и выразить себя в политике государства.

Однако государственными мерами можно снять давление многих факторов, которые извращают и подавляют процесс освобождения духа людей, и соответственно — национального духа каждого из народов. И это обстоятельство очень важно для понимания истории СССР и перспектив народов России и остальных государств, возникших на территории СССР.