обретается сегодня. На долгие-долгие годы почитание венценосца стало составной, принципиальной частью официальных идеологий, при этом «принцип», как мы помним, совсем не мешал прирезать или удавить, взорвать, ослепить «конкретного принцепса», сидящего на княжьем или на царском престоле. Вовсе не большевики были первыми цареубийцами и детоубийцами — история тянется от св. великомучеников, отроков Бориса и Глеба, зарезанных собст венным (Окаянным) братом. Еще на долгие годы растянулось ожидание радостного события: «рабства павшего по манию царя». Надо сказать, активное, однако, ожидание.

Вместе с историей в человеческое общежитие входит ответствен ность. Ответственность творит историю, направляя энергию жизни в русло восходящих потоков, сообразно целеполаганию, целеоргани- зации. Безответственность, напротив, разрушает историю, низводит ее до уровня нечеловеческих природных стихий. Так и следует отно ситься к истории, так и должно быть, когда-нибудь так и будет, если цивилизации успешно завершат мегацикл эволюции, над которым довлеет деформирующее воздействие отчуждения, со специфическими экономическими отношениями, политическим господством, культурно идеологическим подчинением и с соответствующими формами протеста.

Команда, плеть и нагайка, дыба и плаха, кол и веревка, почести и награды российской истории рождали не только исполнительский раж и преданность власти — еще они породили влиятельное, чрезвы чайно живучее, авторитетное социально-психологическое образование, явление, имя которому — голытьба. «Голытьба», «голь кабацкая» — неотъемлемая часть, пласт народной жизни со своим эпосом, нрав ственными установлениями, уложениями о правах собственности, со своим представлением о добре и зле, о роли и месте насилия, о том, что дозволено и справедливо, о характере власти, об основных уста новлениях религии — не даром бунты, как правило, сопровождали ереси и расколы.

Историки отмечают, что, например, различие между «государевым казаком» и «воровским казаком» было в народном сознании весьма зыбким и условным. Таковым же оно было и в жизни. Казаки весьма легко переходили из одного состояния в другое, как Ермак Тимофе