Тем не менее, в рядах войск они сливались с ним. Исключение в этом отношении составляли евреи. При мобилизации они употребляли все способы для того, чтобы уклониться от призыва: массами эмигрировали за границу, прибегали к членовредительству и тому подобным способам. Согласно данным, напечатанным в «Русском инвалиде», из 59 262 евреев, призывавшихся к исполнению воинской повинности в последней трети 1904 года, могло быть принято только 21 371 человек! Недобор пришлось пополнить христианами. Попав на театр войны, евреи обыкновенно старались устроиться на всевозможные нестроевые должности; если же это не удавалось, то симулировали разные болезни, нарочно совершали преступления, дезертировали или даже просто передавались неприятелю. В одной дивизии за время с 1 апреля

1904 года по 1 июля 1905 года бежало 256 евреев; солдат всех других национальностей за то же время бежало только 8. Евреи, оставшиеся в строю, обыкновенно очень дурно влияли на товарищей и вследствие своей нервной натуры были главными распространителями всевозможных паник. Конечно, и между евреями попадались хорошие солдаты, но они представляли единичные исключения, в общем же еврейская национальность, отличительными чертами которой являются крайняя трусость и физическая слабость, совершенно непригодна к военной службе. Влить в хорошую строевую часть большой процент евреев — это значит наверняка ее деморализовать.

По своему военному обучению русский солдат значительно уступал японскому. В Японии подготовка к военной службе начинается задолго до поступления в ряды армии. Уже в начальных школах обучают детей строю, а в старших классах средних учебных заведений воспитанники должны знать сборку и разборку ружья. Параллельно с этим весь народ воспитывается в строго национальном патриотическом духе. В России, как известно, военного обучения в школах совсем нет, а воспитание ведется в космополитическом направлении, причем наша передовая интеллигенция всеми мерами стремится внушить молодежи отвращение к войне и пренебрежение к военным доблестям. Затем, в Японии обучение солдата в войсках имеет в виду исключительно боевые цели, в России же преобладают разные мирные требования. Особенно плохо подготовленными оказались наши запасные, из коих люди старших сроков службы не были даже знакомы с винтовкой нового образца.

В смысле дисциплины наш солдат оставлял желать многого. Выходя в большинстве случаев из захолустной деревни, в которой отсутствует всякий правопорядок, или из деморализованной фабричной среды, он легко распускался, если только не чувствовал над собой постоянного неослабного надзора. Этим объясняются те случаи пьянства, буйства, грабежа и самовольной отлучки, которые наблюдались в эту войну и которые в командах запасных, под влиянием антиправительственной пропаганды, иногда переходили в открытый бунт.

В мирное время дисциплина в наших войсках основывалась не столько на развитии в солдате чувства долга, сколько на страхе наказания. Офицеры в огромном большинстве случаев держались вдали от солдат, не имея на них никакого нравственного влияния. Постановка под ружье, наряд не в очередь на службу, карцер, а в крайнем случае перевод в разряд штрафованных и порка — вот каковы были главные воспитательные средства. Во время войны этих средств не оказалось: двух первых мер нельзя было применять из опасения